На главную страницу

Каталог книжной полки

новости библиотека общение обучение тесты кто есть кто проекты

Жан-Клод Брангье
Беседы с Жаном Пиаже

Психологический журнал, 2000, том 21, №2, с. 138-144

Вторая беседа (Май-июнь, 1969):
Открытия и иллюзии философии

Пиаже садится за письменный стол каждое утро в течение последних сорока лет, его сознание заполнено идеей о работе, которая должна быть закончена.

Пиаже: У меня не бывает выходных, я работаю каждый день.

Брангье: Как долго?

Пиаже: Четыре или пять страниц.

Брангье: Вы считаете работу в страницах, а не в часах?

Пиаже: Да, и так уже много лет!

Брангье: Вы берете каникулы?

Пиаже: Я работаю на каникулах. Это идеальное время для работы. Ничто тебя не отвлекает.

Брангье: Вы куда-нибудь выходите по вечерам? Например, в кино?

Пиаже: Нет, никогда. Точнее... Четыре раза. Всего четыре раза!

Брангье: Четыре раза за всю жизнь?

Пиаже: Первый раз на океанском лайнере - был смешной фильм. Второй раз в Boulogne, когда шел дождь – фильм был так себе. Дважды смотрел Raimu – и это было замечательно. У меня нет больше времени на это.

Брангье: А как насчет книг, поэзии?

Пиаже: Никакой поэзии. Я совершенно нечувствителен к ней или, может быть, не встретил ничего, что меня бы заинтересовало. Романы, да.

Брангье: Вы читаете романы?

Пиаже: Конечно читаю. Воображение Гионо[1] настолько фантастическое!

Брангье: А это не трата времени для людей, подобных Вам? Когда Вы читаете?

Пиаже: По вечерам. Я не работаю вечером. Я читаю и перечитываю. Я не смогу сказать Вам, сколько раз я перечитывал Пруста.

Брангье: Я не понимаю, что там может быть привлекательного для Вас.

Пиаже: Где? У Пруста?

Брангье: Да.

Пиаже: Почему, это настолько же велико, как эпистемология! Способ, которым он создает характер из ряда последовательных перспектив! Де Шарлю показан с различных точек зрения... Я часто думал, что это было бы интересно, но я так и не нашел времени написать эпистемологию Пруста; это – очень близко Леону Бруншвикгу. Они были в школе вместе.

Брангье: Вы обязательно должны сделать это. Это было бы важно для многих людей.

Пиаже: Возможно.

Брангье: Во время нашей первой беседы Вы выразили некоторое недоверие к философскому мышлению. Что это? Нелюбовь к голым идеям скромного и благоразумного ученого, каким Вы хотите быть и действительно являетесь?

Пиаже: Я уверен, что невозможно сделать что-либо новое в экспериментальной области, если не опираться на рефлексию, на идеи.

Брангье: Тогда почему Вы так относитесь к философам, у которых близкие к Вашим интересы?

Пиаже: Слушайте, я имею меньше против философов, чем я имел бы, если бы не преподавал философию в течение четырех лет в университете Невшателя. Но это в то время, когда я преподавал философию, в которой я видел легкую возможность каждому сказать... то, что он хочет сказать.

Брангье: Вы собирались сказать – "все обо всем".

Пиаже: Я собирался сказать – "все обо всем". Вы можете доказывать гипотезу, которая в основе порочна и предлагать ее как проверенную; Вы можете... Фактически, я больше всего знаю об опасности именно тех спекуляций, которые привлекали меня самого. Это естественная тенденция. Они, как род занятий, значительно более легки, нежели выявление фактов. Вы сидите в кабинете и строите систему. Это замечательно! Но с моим биологическим образованием я чувствовал, что это сомнительный род занятий. Это не означает, что я отталкиваю философию в целом. Фактически, я написал постскриптум ко второму изданию моей небольшой книги "Открытия и иллюзии философии", потому что я учился говорить с философами. Я получил несколько хороших уроков в результате дискуссий в Союзе Рационалистов с Рикёром, Дженсоном и другими. В этом постскриптуме я ясно заявляю, что я глубоко обязан философии. Я обязан ей своей позицией по отношению к проблемам, которые я изучал, и я полагаю, что философское отражение обязательно для ученого, обязательно для исследования; но рефлексия – только средство прояснения вопросов, а не ответа на них. Рефлексия – процесс эвристический, но не средство верификации. Понимаете, две вещи должны всегда различаться: рефлексия, как процесс постановки вопросов, и способ ответа на них при помощи средств контроля и проверки, без которых, я думаю, никто не может говорить о познании. Я упрекаю философию за веру в то, что можно достигнуть знания. По моему мнению, знание предполагает проверку, а проверка всегда предполагает определение границ проблемы, определение границ, которое позволяет нам предпринять коллективную проверку посредством взаимно согласованного контроля.

Брангье: Мне кажется, что то, за что Вы нападаете на философию, называется метафизикой.

Пиаже: Да, конечно.

Брангье: В Вашей книге "Открытия и иллюзии философии" Вы говорите об одних философах, но совсем не упоминаете других. Например, вы ничего не говорите о Хайдеггере.

Пиаже: Я дискутирую с теми философами, которые разрабатывали теории знания, грозя, таким образом, покончить с наукой на своей территории.

Брангье: Может быть, за этим нет метафизики? Размышления о Бытии... Я не знаю, является ли это способом познания, но если так, этот способ значительно отличается от тех, что позволены в науке. Вы согласны? (Тишина) Не существует другого знания кроме научного?

Пиаже: Давайте говорить яснее. Что есть знание? Вы считаете, что одна проблема может допускать несколько противоречащих решений? (Он видит, что я принимаю формулировку) Хорошо! Что Вы подразумеваете под знанием? Дайте мне пример двух метафизиков, которые соглашались бы друг с другом, но один при этом не был бы учеником другого.

Брангье: Я думаю, религиозный человек, например, обладает знанием богословия. Он называет это знанием. Мистики утверждают, что обладают знанием о невыразимом.

Пиаже: Да, я понял. Это вопрос словаря и семантики. Я сталкиваюсь с трудностями, называя "знание" знанием, если знание не может быть разделено другими. Это не знание; это вера, по определению. Вера, которая, кроме того, что может быть рациональной, уважаемой и т.д. Веру вы можете только внушить. Знание же начинается с момента, когда оно сообщено и проверено.

Брангье: И измерено?

Пиаже: Я не шел бы так далеко. Некоторое знание имеет качественный характер. В психологии, в логике не все измеримо.

Брангье: Проверено на фактах?

Пиаже: На фактах или идеях! Я сомневаюсь, что в математике что-то может называться фактом. Если кто-то сделает ошибку при демонстрации теоремы, ошибка будет исправлена. Вы не найдете этого в метафизике. Метафизики не совершили никакого прогресса от Платона до Хайдеггера, раз уж Вы вспомнили Хайдеггера.

Брангье: Идею прогресса придумали ученые.

Пиаже: Потому что наука строится на самой себе.

Пиаже: Научная теория быстро устаревает, но теории предполагают практическое применение. В их улучшении и состоит прогресс. Я не вижу этого в метафизике, поэтому мне трудно называть ее знанием.

Брангье: Как давно человеческая мысль обращается к проблеме знания в том смысле, в котором вы его понимаете?

Пиаже: Почему бы не начать с древних греков! Я говорю о греках, потому что я не достаточно знаком с китайскими или индийскими философами древности. У них могут быть другие источники.

Брангье: За эллинскую эпоху философия выработала требования научности?

Пиаже: Известно, что древнегреческие философы были серьезно настроены к изучению науки.

Брангье: Декарт тоже.

Пиаже: Совершенно верно. Я испытываю огромное уважение к тем философам, которые изучали науку.

Брангье: Когда наука и философия разделились?

Пиаже: По существу в девятнадцатом столетии, я думаю, из-за тенденции некоторых научных умов вывести метафизику из науки. Материализм, например. Потому что их наука не достаточно ясно отличается от метафизики. Антиматериалисты пытались создавать знание, выходящее за пределы науки, превосходящее ее.

 

(Он потерял мысль)

От греков до Декарта и Лейбница философия находит поддержку науки насколько, насколько это возможно. Что было ново в девятнадцатом столетии, так это появление своего рода паранаучного знания, разрабатываемого на периферии науки, независимо от нее, с претензией на высшую меру. Меня это очень тревожит, сегодня такое знание преобладает.

Брангье: Но некоторые философы сегодня очень близки к науке.

Пиаже: Это действительно так... Возьмите хоты бы Desanti[2], Vuillemin и его группу. Granger. Я мог бы назвать и множество других. Но это движение совсем новое, оно контрастирует с экзистенциализмом, господствовавшим одним или двумя поколениями раньше. К тому же, многие авторы сегодня называют философией то, что я лично называю научной эпистемологией – Desanti, например, которого я только что упомянул. Наука не изучается на одном единственном уровне; у вас есть экспериментальное исследование, у вас есть уровень теории, идей, построенных на результатах исследований, и у вас также есть уровень эпистемологической рефлексии, соответствующей науке, стоящей на методах и результатах. Я поставил бы работу Жана Десанта на этот, третий уровень.

Брангье: Вы не одиноки в своем объявлении смерти классической философии. Целое движение социальных наук сегодня поддерживает идею, которую Вы предлагаете. Что, эта философия больше не может занимать свое место и свои прерогативы?

Пиаже: Я думаю, что Вы правы; эта идея фактически носится в воздухе. Но я не доверяю популярным идеям; вы должны просеивать их и отличать серьезно настроенных авторов от тех, что только пишут комментарии к работам друг друга.

Сноски

[1] Jean Giono (1895-1970) – французский писатель, лауреат премии Grand Prix Litteraire de Monaco. – Прим. переводчика.

[2] Jean-Toussaint Desanti (1914) – французский философ, испытал влияние Гуссерля, Мерло-Понти и Каваллеса. Его работы посвящены истории, математике, времени, вере, истории философии. – Прим. переводчика.

<< к оглавлению ]

К web-публикации подготовил Кирилл Костиков


новости библиотека общение обучение тесты кто есть кто проекты